«Знаешь, как ребёнок, когда только родился, плачет от ужаса, что он живой?»
Сейчас полвторого ночи, я читаю Скотта Пилгрима и не хочу жить.
Пишу для Радостева какое-то послание, которое я, наверняка, никогда в жизни не отправлю. Пишу, чтобы просто не отравиться собой. Меня так много. Меня целых два человека. Но даже ложка дёгтя портит бочку мёда.
Дело в том, что я не хочу жить. Что все вокруг мне безразличны. Что я уже охереваю, находя в сохранённых на планшете фотках Радостева. Потому что я не понимаю, как безразличный мне человек туда попал.
Я, кажется, была в него влюблена. Кажется. Наверное. Не помню. Если всё это кончится, у меня в голове будут те же эмоции, тогда и узнаю. Я не умею любить по-настоящему. Я больше не умею.
Может, это от того, что Дёма Тарадин предложил незнакомке — мне — встречаться, впоследствии я довольно тупо в него втрескалась, а он рассказал об этом. Всем.
Или потому что Зеленевский и Трахман послали меня нахуй. Один из них знал, другой догадывался.
Или потому что Вика-Олег и Настя-Альберт. Членодевки. Вика в день раскрытия сказала, что вечером она исчезнет. Я рыдала весь день и не могла остановиться. Я сходила с ума. Мне пришлось поехать в торговый центр. Обратно я ехала заплаканная, сидела в трамвае без наушников. Ко мне привязались какие-то старики и попросили уступить место. Мы сидели, три девки, в конце вагона, а они стояли. Я чуть не послала их нахуй. Бога нет — точно помню, я это говорила.
И тут оказалось, что Олег просто Вика. И всё. Никаких исчезновений. Однако, она для меня умерла. Просто вот.
Я обратилась к Альберту. А в итоге узнала, что Альберт — Настя. Случайно. Совершенно.
Бум — и всё.
Так или иначе, у меня проблемы с доверием.
Так или иначе, я себя ненавижу и хочу умереть.
Что должно меня радовать — Радостев не предал моего доверия. Он не оказался членодевкой и не послал меня нахуй, когда я села возле стенки в метро и сказала, что буду сидеть там. Наверное, он не хочет упасть в грязь лицом перед людьми. Он из тех людей, которые любят, когда их все любят.
И в большинстве ситуаций он, наверное, совершенно прав, но мне это мало помогает перестать себя ненавидеть.
Может, он зря полез с помощью. Потому что теперь я не хочу ни с чем разбираться. С собой в том числе. С проблемами. С депрессией. Я хочу, чтобы пришёл Большой и Страшный Серый Волк и просто меня сожрал. А Дровосек... Выбрал другой день для ограбления.
Депрессия. Какое странное слово. Его так часто употребляют, но никто и понятия не имеет, что это такое.
Я пытаюсь себя убедить, что я не хочу жить, потому что меня поразила какая-то тяжёлая болезнь, и всё это — происки этой самой болезни. Но не могу. Дерьмовая отмазка.
Меня так много. Целых два человека.
Какой бред. Я несу полный бред.
Ахинею.
Что я за ничтожество.
Несу какую-то хуйню. И делю на абзацы после каждого предложения.
Тупая сука.