Солнце светило так ярко, что этот свет можно было практически пощупать — таким плотным стал воздух. Было трудно дышать, но спасало хоть, что река была близко. Вероятно в центре города ситуация была абсолютно плачевной: ни рек, ни водоемов там не было, а все ранее облагораживающие парки фонтаны пересохли.
Блеклая книжка, написанная шифром Брайля, валялась на берегу не день и не два, и каждый, укрывая её своей сгорбленной спиной от солнца, читает по предложению в тишине.
Солнце светило ярко. Казалось, что оно сейчас взорвется, поглотит атмосферу маленькой планетки, унесёт с собой осколки разодранных в клочья звёзд. Белое сияние наполнило бы небо, захватило его, сожрало и вышвырнуло всё живое вон, в открытый космос — тихий, холодный, бездушный, молчаливый.
Жженой умброй покрыт практически весь пейзаж. Река выцвела — ничто не может быть ярче солнца. Небесное светило — монополист в таких делах, только ему позволено блестеть и закрывать собою любые другие объекты.
Солнце горело, будто его охватили какие-то личные пожары или из-за света иной звезды, иного гиганта, направившего свои лучи на светило. Было подозрение, что оно страдало от какой-то звездной формы наших солнечных ожогов — ещё забавнее бы оказалось, если бы эти повреждения Ра нанёс себе сам. Как бы он вдруг уподобился человеку в этом мазохистском стремлении изранить себя побольнее.
Первые смертные жили на земле счастливой жизнью, воздух был чист, и на небе круглый год сияло всесильное Солнце — отличное начало для ужасного конца.
Солнце жгло маленькую планетку, возможно единственное место, где жила относительно разумная цивилизация. Таковой она, как и было упомянуто, могла зваться весьма относительно: эмоции погубили не одного и не двух. Разум несовместим с эмоциями. Трава растёт только в трещине камня. Стабильность бессмысленна, но стабильность и есть разум, а значит смысла нет и в нем.
Пандора должна была принести людям несчастье — бесконечное счастье надоедает, завязает в зубах быстрее, чем можно подумать.
Солнце проходило своими лучами по выжженной пустыне, не пытаясь остановиться и рассмотреть хоть один пейзаж: всё одно и то же, повторяющееся каждую секунду каждого бесконечного дня. Непривычная тишина на месте неспящего мегаполиса, мир, съедаемый тьмой при каждом повороте от света, молчание кустов, птиц, отсутствие единого звука.
Пандора открыла крышку, выпустив на землю несчастья, а на дне захлопнутого в ужасе сосуда осталась Надежда — последняя отдушина каждого неразумного существа.
Солнце устало отвернулось от мертвой земли, не видя смысла в обогреве последних остатков относительно разумных жителей планетки, сморщенных и слепых, словно котят — какой смысл переливаться на блеклом полотне высыхающей реки, если все вокруг так или иначе ходят в кромешной тьме? Оно ушло на покой, чтобы больше не вставать, оно устало светить и блестеть золотым диском у Ра, жечь и греть, обжигаться и зализывать кровавые ожоги.
«Неслышными шагами, молча приходят они, так как лишил их Зевс дара речи, - он сотворил зло и болезни немыми».
Блеклая книжка, написанная шифром Брайля, валялась на берегу не день и не два, и каждый, укрывая её своей сгорбленной спиной от солнца, читает по предложению в тишине.
Солнце светило ярко. Казалось, что оно сейчас взорвется, поглотит атмосферу маленькой планетки, унесёт с собой осколки разодранных в клочья звёзд. Белое сияние наполнило бы небо, захватило его, сожрало и вышвырнуло всё живое вон, в открытый космос — тихий, холодный, бездушный, молчаливый.
Жженой умброй покрыт практически весь пейзаж. Река выцвела — ничто не может быть ярче солнца. Небесное светило — монополист в таких делах, только ему позволено блестеть и закрывать собою любые другие объекты.
Солнце горело, будто его охватили какие-то личные пожары или из-за света иной звезды, иного гиганта, направившего свои лучи на светило. Было подозрение, что оно страдало от какой-то звездной формы наших солнечных ожогов — ещё забавнее бы оказалось, если бы эти повреждения Ра нанёс себе сам. Как бы он вдруг уподобился человеку в этом мазохистском стремлении изранить себя побольнее.
Первые смертные жили на земле счастливой жизнью, воздух был чист, и на небе круглый год сияло всесильное Солнце — отличное начало для ужасного конца.
Солнце жгло маленькую планетку, возможно единственное место, где жила относительно разумная цивилизация. Таковой она, как и было упомянуто, могла зваться весьма относительно: эмоции погубили не одного и не двух. Разум несовместим с эмоциями. Трава растёт только в трещине камня. Стабильность бессмысленна, но стабильность и есть разум, а значит смысла нет и в нем.
Пандора должна была принести людям несчастье — бесконечное счастье надоедает, завязает в зубах быстрее, чем можно подумать.
Солнце проходило своими лучами по выжженной пустыне, не пытаясь остановиться и рассмотреть хоть один пейзаж: всё одно и то же, повторяющееся каждую секунду каждого бесконечного дня. Непривычная тишина на месте неспящего мегаполиса, мир, съедаемый тьмой при каждом повороте от света, молчание кустов, птиц, отсутствие единого звука.
Пандора открыла крышку, выпустив на землю несчастья, а на дне захлопнутого в ужасе сосуда осталась Надежда — последняя отдушина каждого неразумного существа.
Солнце устало отвернулось от мертвой земли, не видя смысла в обогреве последних остатков относительно разумных жителей планетки, сморщенных и слепых, словно котят — какой смысл переливаться на блеклом полотне высыхающей реки, если все вокруг так или иначе ходят в кромешной тьме? Оно ушло на покой, чтобы больше не вставать, оно устало светить и блестеть золотым диском у Ра, жечь и греть, обжигаться и зализывать кровавые ожоги.
«Неслышными шагами, молча приходят они, так как лишил их Зевс дара речи, - он сотворил зло и болезни немыми».